Ее тоска по этой фантазии была такой же сильной, как ее любовь к дрожащему мужчине перед ее глазами, скованному цепями, и даже сильнее ее огромного страха перед неизбежной смертью.

— Я хотела увидеть вас обоих вместе.

Никс резко обернулась. Внизу, на полу Улья, в центре огромного пустого пространства стояла фигура в черном, которая резко сняла капюшон и выглядела так катастрофически похожей на потерянную сестру Никс.

Надзиратель выступила вперед, эти вздымающиеся складки черной ткани зловеще напоминали похоронную драпировку, которая вот-вот накроет гроб. Надзиратель остановилась, когда оказалась в пяти футах от помоста, капюшон откинулся назад, и она посмотрела вверх.

— Принесите корзину.

Никс посмотрела на Шака. Дрожь в нем утихла, нездоровая краснота на груди, горле и лице исчезла, а на щеке обозначился отпечаток ладони, будто его только что ударили.

— Нет, — сказал он тихо. — Только не ее…

— Ты упустил шанс на какое-либо мнение, когда позволил ей взять свою вену, — Надзиратель покачала головой. — И в награду за твою неверность она будет наблюдать за происходящим. А потом я познакомлю ее со смертью поближе…

— Нет! — кричал Шак, натягивая цепи.

— Пошел на хрен! — крикнула Надзиратель в ответ. — У тебя все было! Я позаботилась о тебе… с тобой обращались с бóльшим уважением, чем с кем-либо. Ты все испортил… ты все испортил, когда трахнул ее!

Надзиратель подхватила складки своей мантии и поднялась на помост.

— Я ненавижу тебя!

Никс хотела ответить, но Надзиратель прошла мимо, как будто ее не существовало, подошла вплотную к Шаку и ударила его в грудь.

— Ты гребаный мудак!

— Я никогда не был твоим, — прорычал Шак.

Надзиратель сорвала с головы капюшон, рыжие волосы блестели в резком свете.

— Здесь ты был предоставлен самому себе, о тебе заботились, у тебя было все…

— У меня ничего не было…

— У тебя была я!

— Я. Не. Хотел. Тебя! — Шак выплюнул последнее слово, мышцы его шеи и плеч вздулись. — Ты накачивала меня наркотиками, привязывала и брала то, что я не хотел тебе давать. Я, мать твою, никогда тебя не хотел!

Надзиратель выглядела ошеломленной.

— Ты врешь.

— Когда я в последний раз ложился в твою кровать добровольно? Десятилетия назад, — выплюнул он.

Никс почувствовала, как мир снова завращается вокруг своей оси. Ее мозг закоротило от всего происходящего, а Надзиратель в этот момент, дрожа от ярости, замахнулась…

Никс бросилась вперед прежде, чем у нее появилась сознательная мысль о том, что пора действовать. Прыгнув вперед, она высоко подняла скованные наручниками руки и закинула их на шею Надзирателя, дернула назад и перетянула горло цепью, что соединяла кандалы.

Слепая ярость придала Никс силу, которой у нее никогда не было раньше, и она прижала Надзирателя к собственному телу, взяв контроль над ситуацией полностью на себя, и повернулась лицом к охране.

Она заговорила четким, командным голосом, перекрывая удушающие хрипы и шорох мантии.

— Я убью ее, нахрен. Я сломаю ей шею в два счета, если кто-нибудь из вас дернется.

Глава 37

Когда Шак увидел, что Никс рванула вперед, он хотел крикнуть, чтобы она остановилась, но не было времени. В один момент она стояла за Надзирателем, а в следующий уже закинула наручники на горло женщины и тянула назад так, словно ее жизнь зависела от того, как скоро Надзиратель распрощается со своей.

Что, по сути, и было правдой.

Его женщина была великолепна в своей ярости, глаза Никс светились возмездием, тело вытянулось словно стрела, пока она душила свою добычу. И когда она отдавала приказ охране, ее голос, словно глас Бога Войны, снисходил с небес. Тем временем руки Надзирателя вцепились в удавку, ее лицо покраснело, глаза вылезли из орбит…

Сознание Шака мгновенно раздвоилось. Часть мозга сосредоточилась на ситуации, когда на его глазах его женщина мстила за его честь, как воительница, коей она и являлась. Другая часть смотрела на два лица, что были сейчас щека к щеке, лицо Никс позади Надзирателя.

Он отказывался верить тому заключению, к которому внезапно пришел. Если не учитывать разницу в цвете волос… в глаза бросалось поразительное сходство между формой головы, изгибом бровей, разрезом глаз. Они даже были одного роста, выше обычных женщин и…

— Нет, — прошептал Шак, пока Никс продолжала отдавать приказы. — Не может быть.

Это было последнее, что он успел сказать, последняя сознательная мысль, которая у него мелькнула, поскольку все остальное перешло на уровень чувств и реакций, отключая логику и разум: словно в странной, замедленной съемке он заметил краем глаза, что Кейн, шатаясь, поднимался на ноги.

Кейн посмотрел на Шака. Затем его взгляд упал на Никс.

В этот момент из теней выбежала новая группа стражников. Когда они вытащили пистолеты, лоб Никс засветился рубиново-красным светом от лазерных прицелов, нацеленных в ее голову, но ни один из мужчин не разрядил оружие.

Они не могли. Надзиратель была слишком близко, и женщины не стояли на месте.

И в этот момент, Кейн, с избитым лицом и пробитой головой, медленно отполз от охраны, тех, что выстроились в ряд и застыли в напряжении, и тех новых, кто спешил на помощь. Никто из мужчин не обратил на него внимания. Все были сосредоточены на Никс и Надзирателе.

Поэтому, когда Кейн поднял руки к задней части шеи, никто не заметил этого жеста.

Шак открыл рот. Но не смог произнести ни слова. Он знал, что собирался сделать аристократ…

Их взгляды встретились в последний момент. Печаль в глазах Кейна была осязаемой: все, что он потерял, все, что ему пришлось пережить, исходило сейчас из его души. Затем он кивнул, с уважением и сочувствием…

— Нет! — крикнул Шак.

Когда Кейн расстегнул ошейник.

В тот момент, когда все контакты разъединились, раздался пронзительный писк, такой громкий, что заглушил все остальные звуки. Охранники, что целилась в Никс оптическими прицелами, повернулись на звук, как и те, что стояли в строю.

Они с криками мгновенно бросились врассыпную, но было слишком поздно.

Когда произошел взрыв, Шак не сводил глаз со своего дорогого друга.

Вспышка света ослепила, выделилась тонна энергии, и под взрывной волной Шак ударился о столб. Она же сбила охранников с ног. Сбросила Никс и Надзирателя с помоста. Оглушительный звук эхом разнесся по Улью, а ударные волны были настолько сильными, что все заволокло дымом, но Шак не мог сказать, как быстро или как долго это продолжалось.

Послышались стоны.

Сначала он подумал, что это охранники, что находились ближе всего к тому месту, где был Кейн, смертельно раненные и умоляющие о помощи. Только вот внизу по полу расплывался слабый туман… нет, не туман. Это была пыль. Пыль от…

Обрушение потолка началось прямо над головой Шака, куски падали, с грохотом разлетаясь на части. Он попытался пригнуться, а затем он словно взлетел, ноги оторвались от земли, тело откинулось назад, когда столб, к которому он был прикован, потерял вертикальное положение. Когда картина перед глазами накренилась, он осознал, что деревянный ствол, тяжелый, как грузовик, мог раздавить его… или, по крайней мере, покалечить руки, что были прикованы к столбу… когда он приземлится.

Все, что он мог сделать, это приготовиться к переломам…

Столб десяти футов в высоту и три фута в ширину приземлился под углом, его верхние конечности не пострадали, а спина хрустнула, как сломанная ветка. На мгновение его разбил паралич — ничего не работало, ни сердце, ни легкие, ни веки — но затем он пришел в себя, и зрение прояснилось.

Поэтому он увидел, как валун размером с взрослого мужчину отрывается от потолка и падает прямо на него.

С криком Шак дернулся в сторону, оттолкнув столб со своего пути — затем уперся ногами и рванул вверх, поднимая тяжелый груз. По мере того, как сыпались новые обломки, он отталкивал балку, таща цепи за собой по заляпанной поверхности, пока они не сошли со ствола. Кандалы были прочными, а куча металла — тяжелой, хоть и не настолько, как сам столб.